Наталия Козлова (далее Н.К.): Так, сегодня 1 октября 2013 года, находимся мы в организации «Союз Чернобыль», беру интервью я, Козлова Наталья у Геннадия Николаевича. Как ваша фамилия?

Геннадий Берлетов (далее Г.Б.): Берлетов.

Н.К.: У Берлетова. Итак, у меня к вам будет первый вопрос, он достаточно обширный. Вопрос-просьба – рассказать историю вашей жизни, расскажите, пожалуйста, о себе. Вот, что считаете нужным. Можно начать даже с того, как школу закончили, а потом дойдем дальше.

Г.Б.: Начиная с рождения?

Н.К.: Можете с рождения.

Г.Б.: Родился я в таком славном краю под названием Камчатка. Отец был военнослужащий. Потом, в общем, за ним поездили: Белоруссия, Казахстан, еще там были места. В конце концов, 28 июля 68-го года я прибыл в Харьков, где с тех пор и проживаю. Здесь же закончил, это самое, среднее образование, сначала 38 школу г. Харькова, так. После этого поступил в Харьковский электротехникум связи, который окончил в 74-м, и с 74-го работаю. Работал сначала в связи и потом с 82-го кажется, или 3-го года перешел, это самое, в другое министерство – минсредмаш, специализированное монтажно-наладочное управление номер 51, с которого ушел на пенсию. Всё.

Н.К.: Понятно, а тогда расскажите, пожалуйста, как вы узнали об аварии? Ну, первый раз как вы узнали?

Г.Б.: Ну очень даже просто – на работе.

Н.К.: На работе. А как это было? Как это происходило?

Г.Б.: Ну очень просто, потому что наше управление являлось, это самое, поскольку министерство средмашиностороения, это самое, поскольку наше управление это специализированное, так называемое, изотопного управления было, мы были непосредственно связаны. Ну вот, все эдееровцы проходили курс, имели навыки работы дозиметриста в той или иной мере, кто больше, кто меньше, в зависимости от того, какие работы выполнялись. Ну не очень там такие уж большие специалисты, но азы мы все знали. И с первых дней, это самое, прошла информация, что в Чернобыле что-то случилось. А масштабы что именно, как, что, ну конечно мы тогда еще в первые дни не знали, но по крайне мере о том, что нечто серьезное – это мы уже понимали. Потом уже где-то там день-два прошла информация, значит, для наших людей, в общем, быть готовыми туда к поездке.

Н.К.: И как это было? Добровольно или принудительно?

Г.Б.: Ну, во-первых, как – ну как насчет добровольно? Ну, человек вот работает, работает, я хочу там работать, так же ведь не бывает, во всяком случае в те времена. Естественно, мы же знали, что там будут людей посылать, поэтому чья очередь дойдет, на кого-то падет – тот и поедет, ничего страшного.

Н.К.: То есть вам сказали надо туда ехать и вы просто поехали.

Г.Б.: Конечно.

Н.К.: А как вас организованно туда отвозили или сами добирались?

Г.Б.: Нет, нет, нет, тут немножко предыстории. Поскольку наша организация, в смысле управление по делам системы среднего машиностроения тут немножко предыстории. То когда с первых дней была образована комиссия, правительственная комиссия во главе с тогдашним премьером Рыжковым, когда они там побывали в Чернобыле, выяснили, что та организация, в чем ведении находилась сама станция – это Минэнерго, вопрос очень, очень серьезный и нужно подключать ресурсы других, это самое, других организаций. В частности, на тот момент единственная организация, которая имела опыт работы, подобный опыт, может быть не подобный, я бы сказал, а вообще, поскольку вся атомная и ядерная программа находилась в руках министерства среднего машиностроения. Ну, в смысле, имело отношение непосредственно начиная от мирного атома, кончая военным атомом, если так можно сказать так, то было принято решение 15 мая 86-го года, официально уже было принято решение, постановление, это самое, правительственное постановление о том, что генподрядчиком по ликвидации будет выступать наше министерство…

Н.К.: Угу.

Г.Б.: …которому вменили обязанность два этапа ликвидации. Первый – это строительство саркофага, укрытие саркофага, так? И второе – запуск третьего энергоблока и все прочее. Это были, это самое, две основные задачи. Поскольку у нас управление электромонтажное, мы не строители, подключили на первом этапе те управления, те организации, входящие в состав, ну, в нашу структуру, которые занимались непосредственно, это самое, строительством, то есть там имели отношение к бетонным работам, все прочее. В общем, короче говоря, специалистов, которые справились со своей работой.

Н.К.: Угу.

Г.Б.: Очень хорошо справились, поскольку даже никто не ожидал, поскольку проектное время работы этого укрытия десять, максимум пятнадцать лет, уже прошло 27, а оно стоит.

Н.К.: Угу.

Г.Б.: Но это говорит о том, что в каких условиях это все строилось и как строилось. Я даже очень сомневаюсь, что сейчас бы даже такое построили.

Н.К.: И… Угу.

Г.Б.: А потом, это самое, когда (непонятно) стал… решение второй задачи, поставленной правительством бывшего Союза – ремонт третьего. Тут уже стали непосредственно привлекать те управления, которые занимались непосредственно ремонтом и установлением третьего энергоблока. Ну, очередь, наша очередь, потому что всех сразу не могли послать. Трест большой, людей много, но всех и не было необходимости, а по очереди. Вот, работает одно базоуправление, потом к нему там присылают людей там и прочее. Люди, если отбыли свое положенное время, чтобы не было переоблучения сменяли, все прочее, так вот, чередой это шло. Я попал в распоряжение, тогда еще руководило Московское 31-е МСУ, это самое, в их распоряжение, обычным электромонтажником, 5-6-го разряда. Был назначен на должность бригадира и работа была самая обычная. То же самое что и здесь, ну в смысле, я имею в виду здесь, ну, я б сказал бы, вот я лично считаю, что я лично ничего такого сверхгероического не совершал.

Н.К.: Ага. Ну, давайте по очереди…

Г.Б.: Задачи были очень даже простые.

Н.К.: Вы туда приехали, приехали как? Своим ходом? Или это как-то было организовано?

Г.Б.: Ну а как же! Ну, как вот выписывают командировки? Человек получает командировочное удостоверение, проездные документы и все прочее.

Н.К.: То есть доехали…

Г.Б.: Цель, задачи, куда ехать, кому явиться, в чье распоряжение, что я и сделал. Сел на поезд Харьков-Киев, с Киева доехал до города Тетерев, станция Тетерев – это на границе Житомирской области, там был пионерлагерь «Голубые озера». А оттуда меня перенаправили уже в сам Чернобыль, в распоряжение УСО 65-го. Это головная организация, которая там наша работала.

Н.К.: И вы доехали до зоны и там уже какие-то…

Г.Б.: А там уже меня распределили как электромонтажника в монтажный район, который находился в то время на территории бывшей сельхозтехники, ну, база его была там.

Н.К.: Ага, то есть вы приехали, вас как-то поселили, да?

Г.Б.: Ну а как же!

Н.К.: А как? То есть Вы, это ж нам сейчас понятно, что мы живем там кто в квартире, кто как. А когда приезжали в зону, мне рассказывали, что и в палатках спали бывало и кто-то еще. Мне интересно как это организовывалось?

Г.Б.: (вздыхает) Очень даже просто. На первых порах, в 86-м году был построен для наших, для УСА… Во-первых, занимались все ближайшие пионерлагеря, базы отдыха для размещения людей, которые там работали. В районе города Иванково, от Иванково дорога на Тетерев – ну где-то примерно минут, ну минут 7, ну минут 10 идти пешком. От границы Иванково по этой дороге был построен вахтовый поселок сборный, домики утепленные, двухэтажные, там со всеми удобствами и прочее – там столовая, ну в общем все там было. И кино, и в общем полностью, это самое, автономный город.

Н.К.: Ага, то есть вы жили в Иванково.

Г.Б.: Да. Это были типа общежития: большая комната допустим там, была там на 4, на 6 человек, в общем, ну.

Н.К.: Я поняла, ага.

Г.Б.: Туда приехал – вот комендант, я оттуда и все.

Н.К.: То есть вы жили в Иванково.

Г.Б.: Вот твой этаж, твоя комната и все, вперед с песнями, это самое.

Н.К.: То есть вы жили в Иванково, а ездили на работу в Чернобыль.

Г.Б.: Ну ездили мы, работа была двухсменная. Первая смена мы где-то выезжали часов в полшестого, это самое. Можно было раньше, это самое, но в полшестого. В 5 – завтрак, если есть не успевали в Иванково, в Ромашкино, значит, кушали в самом Чернобыле. Уже, это самое, там же ж переодевались в Чернобыль на санпропускнике, и ровно в 8 нас ждал наш автобус возле монтажного района и ровно в 8 – минута в минуту, секунда в секунду – он отправлялся. И не дай божок кому-то было что-то опоздать, хоть на минуту. Ровно в 8 автобус уходил туда. Смена заканчивалась, возвращались, мылись, купались, кушали, получали новое задание там, если была необходимость – к нему готовились, ну какие-то комплектующие, а потом, опять же ж, это самое, на автобус и в Иванково.

Н.К.: Угу. А…

Г.Б.: Там опять мы купались, все прочее и баиньки, потому что, если утром вставать нужно было часа в 4, в 4 часа, ну чтобы нормально себя в чувства привести, помыться, побриться там и все прочее, так. И так вот, это самое.

Н.К.: На работу.

Г.Б.: Следующая неделя без выходных, следующая неделя тоже же вот выходишь на вторую, на следующей неделе первая сменяет и наоборот. В обед уезжаешь.

Н.К.: Сколько вы там пробыли времени?

Г.Б.: Та немножко, месяц. Первая командировка у меня была с 7 сентября по 5 октября 87-й год.

Н.К.: А вторая?

Г.Б.: А вторая с 1 декабря 87-го по январь 88-го.

Н.К.: А пар…

Г.Б.: Но вторая уже, поскольку в декабре уже запустили третий блок и все прочее, ну, заработал, короче. Необходимость такого сильно этого самое, ну, была…

Н.К.: А как бы вы сравнили организационные вопросы в первой командировке и во второй? То есть…

Г.Б.: А что вы имеете в виду?

Н.К.: Я имею в виду как? Сейчас попробую сформулировать… Например, как организована была работа, отдых и т.д.? Была одинаково или все-таки как-то отличалось?

Г.Б.: Ну, во-первых, работа была работой. Тут, как сказать, вот, организована работа, есть задание – значит его нужно выполнить. И у нас же не даром бригады монтажников они комплектовались в основном, вот, если я здесь, в Харькове был этереровцем, там я был мотажником. Ну, так сказать, мне, это самое, мне не нужно было там дважды объяснять работу и все прочее. То есть если я этими работами здесь был обязан руководить на месте в Харькове, допустим, ну, где-то, а там мне не нужно было дважды объяснять как, где, что.

Н.К.: Угу. То есть все было четко.

Г.Б.: Нет, это был принцип, потому что это… Естественно, конечно, были узкие специальности, допустим у меня было во второй раз у нас на бригаде были кабельщики-спайщики. В нашем управлении, допустим, их не было, ну, по штату – мы просто такие работы не производили. Ну, такая вот узкая специализация в монтаже. Ну с других управлений люди были, не вопрос.

Н.К.: То есть, в чем конкретно заключалась именно Ваша работа? То есть вы были электромонтажником, да?

Г.Б.: Работа заключалась.

Н.К.: Да.

Г.Б.: (смеется) Вот допустим, это самое, работа – прокладка кабелей, ну, грубо говоря, вот показывали – вот есть точка один шкаф управления и где-то там в каком-то помещении второй шкаф управления, их надо связать.

Н.К.: И вы этим занимались?

Г.Б.: Значит, туда самое, с прорабом перед этим определяли примерно, как это самое, ну, не примерно, а точно определяли трассу, как будем идти. Уже прикидывали, какую длину кабеля, какой кусок и есть ли у нас там этот, это самое, такая длина в Чернобыле или нужно, на станции, или нужно везти заранее, заказывать, это самое, в Чернобыле, чтобы такой приготовили всё. Ну так вот по подготовительным, уже на следующий день. Ну и на следующий день же ж и по объему работ определял сколько мне нужно человек в помощь из партизан, из приданных нам рудепе, полностью в нашем распоряжении.

Н.К.: Угу.

Г.Б.: Один человек, два человека, три человека – на время производства работ. Нужен один человек – значит один человек со мной работает, нужно два человека – значит два, нужно пять – значит пять, если там, ну такое большой объем, большой кусок работы. И единственное что – что работу нужно было заканчивать. Вот если сказано, допустим, 20-го числа в 12 часов должно быть сдано. Раньше можно было, но позже – ни минуты.

Н.К.: А были ли какие-то… А, извините.

Г.Б.: И делать все нужно было качественно.

Н.К.: Угу. А были ли какие-то случаи на работе, которые запомнились. Может быть, какие-то казусы или что-то, что удивило вас, ну я не знаю, какие-то…

Г.Б.: Удивило?

Н.К.: Да.

Г.Б.: Это первый день, когда после КПП в Дитятках, когда въехали в зону. Первый день. Ну, поскольку утро было, была первая половина дня, это самое, удивило, я бы не сказал удивило – впечатлило. Это – заброшенность. Ну, во-первых, это октябрь, сентябрь, это осень, это уже, ну нет того, зелени, все прочее. Оно вообще вот это вот всеобщее запустение, когда проезжали мимо там деревень, которые там, это самое, были рядышком – это всеобщее запустение, это заросшие дома, всякие там, ну, бурьяном, запущенность. Вот это вот немножко на первых порах это оставляло какой-то немножко гнетущий осадок. А потом, когда втягиваешься в работу уже и когда там чисто психологически немножко выматываешься, не в том смысле там, что вот там мешки таскаешь с углем, все прочее, а, ну были свои нюансы. И уже было не до того. Просто едешь это, автобус – это было как спальный вагон. Зашел, сел, упал, пропуск здесь вот на резиночке выставил и спишь пока там до конца. Больше ни о чем (смеется). И было еще первое, когда вот сразу, вот был этот постоянный привкус металла на зубах, во рту, постоянный привкус металла и жажда. Воду пили, правда нам – спасибо партии родной – воды нам привозили. Мы там пробовали всю. Ну как пробовали – хлестали эту воду всю, начиная от Оболонь до, не то, что сейчас, а вот тогда же были бутылочки стеклянные эти 0,5. Оболонь там, Миргород, Боржоми, Ессентуки, короче, то, что выпускала советская…

Н.К.: Вода была привозная.

Г.Б.: Бутылированая, потому что же, а иначе ж другой нельзя.

Н.К.: Ну да.

Г.Б.: Потому что там действовали свои нормы санитарные, очень жесткие и в некотором случае – жестокие, но ни оправданы были. Нельзя было, допустим, как отпил, все прочее. Если бутылку открыл, значит, ее нужно было выпить, обратно она не закрывалась. Если уже пить уже всё, больше не хочется, она просто выливалась и все прочее. Ну, тару пустую сдавали, взамен получали, и ящиками. Ну, в смену как вот, идешь вот, ну где-то литр – это минимум. Нет, бутылочку, пока там еще в Ромашке, это самое, еще выпьешь, там с собой, как минимум бутылочка, а то и две обязательно берешь, потому что пить хотелось, это самое. Во-первых, пить, перебивалось этот привкус металла во рту.

Н.К.: Ну да.

Г.Б.: А просто пить хотелось, вот хочется пить. Вот вроде бы выпил, вроде бы вот полно все, а вот чувство жажды есть. Но ничего страшного: как пришло, так и ушло.

Н.К.: А скажите, а были ли там какие-то работы сугубо женские или сугубо мужские, было ли какое-то разделение? Ведь работали же там не только мужчины, но и женщины, в Чернобыле.

Г.Б.: Ну, во-первых, по части женщины. Женщины вот, допустим, в нашем монтажном районе – это была там бухгалтерия, ОТИС, всё прочее, что, в общем, это самое. На наших работах женщин не было.

Н.К.: Угу.

Г.Б.: Не царское это дело. Это раз. Они нам нужны были для другого, здесь, на месте, дома, а не там, это раз. Хотя женщины тоже там участвовали. Ну, во-первых, женщины там, там много…

Неизвестный: Здравствуйте.

Н.К.: Здравствуйте.

Г.Б.: Женщин много, то есть не много, а участвовали в этих вот работах, в каких: повара, общепит, казалось бы там вот, общепит, там, все прочее. Но это был тяжкий, очень тяжкий труд для них. Потому что смены и накормить людей, когда идет масса людей. Не 10, не 50, идут сотни людей и нужно было это все приготовить, это должно быть все чистое, стерильное, потому что помимо обычного контроля, ну, санитарно-эпидемического, был еще и доз-контроль. Чтобы это все было чистенько, чтобы это было приятно и, ну, дай Бог здоровья всему ОРСу 165-го, они выкладывались до последнего. И не старались вот готовить, по крайне мере, то, что я на себе испытал, они старались приготовить независимо от того там завтрак, обед, ужин, максимально приблизить что-то к домашнему. Ну, вот, приходишь туда в столовую Ромашка, ну там вазочки, цветочки там такие. Импровизированные вазочки там, цветочки, паршивенькие там были цветы, но все равно веточка там какой-то зелени, сосны – уже приятно было. Ну, все свежее там, все хорошо, ну старались. И работать тоже же ж они по полдня работали, смены у них были где-то часов 8-12 часов. Это мы там быстренько покушали, сдали, все прочее, а там нужно было помыть, обработать, заготовку туда, в общем, ну это тяжело. Это не 5, не 100 человек, допустим, как в ресторане, а когда это сотни, тысячи, и чтоб это было все обеспечить, это тяжело. Медицина.

Н.К.: Ну женщины врачи были, да?

Г.Б.: Ну да, врачи.

Н. К.: Медсестры, лаборанты.

Г.Б.: Там же ж работала чернобыльская поликлиника, это самое, нас обслуживала…

Н.К.: У вас, ну, я знаю, брали кровь, да, периодически? Или это было раньше? Я знаю, что…

Г.Б.: У нас не, у нас кровь…

Н.К.: Уже не брали.

Г.Б.: У нас кровь не брали, мы были красивые, здоровые, все прочее. Единственное, что у меня брали, это, ну вот после одного случая. Но брали, ну, в общем, вроде бы там ничего не нашли. Сказали – иди работай, я сказал – понял. Но взамен мне дали безвозмездно, то есть даром, упаковку витаминов, несколько баночек стеклянных. Ну, добрая душа, чтобы дело, это самое, когда жили от этого, когда жили в общежитии с ПТУ, в нашей комнате стали забивать, вечером собрались в домино, а на что играть? Играли на эти витамины. Ну, в общем, за вечер мы вчетвером, мы все витамины (смеется), как конфеты, мы все их скушали. Кто выиграл – тому больше.

Н.К.: А как у вас проходил отдых? Вот так играли на витамины, а еще какие-нибудь игры были?

Г.Б.: Ну это один день был.

Н.К.: А, да?

Г.Б.: Ну мы их быстро скушали, ну что там, ну что там есть, Господи, здоровым мужикам. А какой отдых? Нормально…

Н.К.: Ну, кино было, может быть, привозили или что-нибудь?

Г.Б.: Кино показывали, кино, это самое, кино было в кинотеатре почти каждый день там показывали что-то, крутили. Но я туда не ходил.

Н.К.: Ну то есть как-то отдых был организован, немножечко, да?

Г.Б.: Ну, как сказать, ну отдых. Когда приходишь, приезжаешь со смены и все прочее, и когда приезжаешь вот со смены, особенно со второй, вечером. Приехали, хоп, а постелей нет, одни голые панцирные сетки. Потому что пришли дозики, померили все, постель фонит, значит нужно ее куда, в общем забрали. Кастелянши нету, это все прочее, в общем, никого нет с обслуги, у кого там лежит запасное на вахте и все прочее. Ну что, пришлось спать на панцирной сетке.

Н.К.: Ой.

Г.Б.: Ну нормально, ну так не на улице же.

Н.К.: Ну да.

Г.Б.: На улице же мороз, холодно, зима все-таки. Но ничего страшного. Утром, правда, конечно, погомонили там с дежурной, с комендантом, что если забирают, ты оставь там. А то они так забрали и ничего не оставили. Ничего, взамен мы тогда цыганули там лишние, одеяла лишние, ну, в общем, прибарахлились еще лучше. Ну, в качестве компенсации за принесенный нам ущерб, мы…

Н.К.: А в какой момент…

Г.Б.: Поэтому, какой может быть, какие мечты, какое кино, когда вот приходишь и одна сетка голая панцирная. Не, только о том же ж – а как же спать?

Н.К.: Одни мысли о том, чтоб поспать, да?

Г.Б.: Да, как же спать?

Н.К.: Понятно.

Г.Б.: Без одеяла, без ничего, так что.

Н.К.: А был какой-то такой момент осознания или когда он настал, что Вы осознали, что произошла трагедия, что что-то такое вот, эта авария, она не обычная. Был какой-то такой момент?

Г.Б.: Ну как сказать? Вот осознал, все прочее. Ну если мы вот, я вот сначала говорил, если мы вот, я не говорю, что мы такие вот были большие специалисты по дозиметрии, все прочее, но какие-то навыки мы имели, какие-то азы, так. Дальше, второе, у нас более подготовленной, очень подготовленной у нас была группа дефектоскопистов, те да. А мы так, в меру нас, это самое. Но, поэтому, вот даже, если те знания хватило, это самое, на то, чтобы понять даже с первых дней, что это серьезно и очень серьезно, ну потом уже…

Н.К.: То есть сразу было осознание.

Г.Б.: Потом уже… Нет, ну какое осознание: страна в опасности и всё. Родина сказала надо – мы ответили есть. И никаких вопросов не могло возникать даже. О, там вот я не поеду, там все прочее, там это самое. Как в песне – дан приказ ему на запад и всё.

Н.К.: Понятно. А как семья, родные, близкие отреагировали на вашу командировку?

Г.Б.: Да никак.

Н.К.: Сказали едь и всё?

Г.Б.: Едь и всё.

Н.К.: То есть никто там не переживал, не говорил?

Г.Б.: Абсолютно. Мать – естественно, а остальные все так, Господи. Дети еще маленькие, не соображали, а все там остальные там – поехал и поехал.

Н.К.: Понятно.

Г.Б.: Работа такая.

Н.К.: А когда приехали с друзьями как-то обсуждали и продолжаете ли сейчас обсуждать, я не знаю, в семье.

Г.Б.: Не, ну, во-первых, той семьи уже нету – уже развод, девичья фамилия. Так что мы опустим ту сторону моей героической биографии. А с друзьями, ну как сказать, ну обсуждали, просто делились впечатлениями: как, что там, здесь, там, все прочее, ну.

Н.К.: А вот когда вы приехали, как на работе, как встречали вас, как ликвидатора, как-нибудь были какие-то особенности?

Г.Б.: Ну какого же ликвидатора? Человек приехал с командировки.

Н.К.: И всё, да?

Г.Б.: Получил новое задание и следующая командировка у меня была в город Сумы. Ну, уже по нашей работе.

Н.К.: То есть отношение как к человеку, который вернулся с командировки, да?

Г.Б.: А что они должны были делать? Встречать с оркестром? Во-первых, не я первый, это раз, во- вторых, встречать с оркестром, когда это была наша работа. Ну как это, ну…

Н.К.: Понятно.

Г.Б.: Вообще я приехал с командировки и все прочее. Отчитался, вот это, вот и хорошо. Вот получи следующее задание и вперед с песнями его исполнять, и всё.

Н.К.: Понятно. А…

Г.Б.: Я ж говорю, вот я лично не считаю, что я там делал что-то героическое, такое чтобы как Александр…

Н.К.: Ну знаете, многие боялись ехать, например, многие боялись, что страшно было.

Г.Б.: Не боялись, а просто потому, что есть такое старое испытанное правило техники безопасности: не знаешь – не лезь. Вот то самое и здесь: не знаешь – не лезь. Вот сказал дозиметрист туда не ходи. Вот сюда можно, а туда не ходи. Всё, вот он показал, где можно, где все прочее. Перед производством работ всегда же, это самое, производился доззамеры: во-первых, определить время работы, сколько можно было работать – полную смену, укороченную, на сколько там и все прочее, это самое, потому что, ну, по-разному было. Когда работали, ну вот просили остаться на вторую смену – нужно было сдать работу. Ну надо – остались. Нам привезли там, помню там, переодеться во что чистое, чтобы пошли там на БК покушали, на обед, все прочее. Начальник участка всё там культурно привез, там все, все чисто, мы покушали и вторую смену отработали, ничего страшного. А были места, где вместе с пробежкой, это самое, 3 минуты. То есть включается секундомер, по часам: вместе с пробежкой до того места и возврата не более трех минут.

Н.К.: То есть на время?

Г.Б.: На время. Потому, опять же ж, это самое, как сказали дозики, дозиметристы, так и надо было действовать и…

Н.К.: А их называли дозики?

Г.Б.: Ну дозики, сокращенно на жаргоне – дозики, дозиметристы.

Н.К.: А как вы думаете по поводу причин аварии? Многие, как, обвиняют партруководство, многие говорят, что это работники станции виноваты, как вы думаете, почему так произошло, что случилось?

Г.Б.: Ну, во-первых, много факторов, которых мы даже не знаем и не подозреваем. Всю информацию, которая сейчас доступна, реальная информация, не те, что там всякие там комментарии там, то, что все такие умные стали почему-то. Тогда были, все были тупые, а сейчас такие умные стали и всезнающие, все прочее. Мы этой информацией не владеем, чтобы строить, все прочее. Во-первых, там было и то, что реально было, где-то там какое-то там типа землетрясение там, толчок. Во-вторых, может роль сыграло то, что стоит он на каком-то разломе, где находиться геопатогенная зона. Может быть это тоже как-то случилось. То, что, может быть, не подготовлено до конца, не отработан сам этот эксперимент, не совсем, это самое, правильные были действия персонала, может быть и всё.

Н.К.: Угу.

Г.Б.: Сказать трудно. Я, по крайне мере, не берусь судить всех причин там, все прочее, потому что придет время, это, может быть, мои внуки там узнают, когда будут открыты полностью. Ведь до сих пор все архивы по расследованию причин аварии, вот реальная, это самое, информация, они же ж не открыты. Ну, какие-то воспоминания, какие-то обрывки там, тех людей, там все прочее. А вот именно документов, официальных документов, все прочее, они же ж еще… Я, по крайней мере, не видел, не слышал и ни от кого не слышал, что вот там-то, тогда-то опубликован такой-то документ, где вот выводы т.д., т.д.

Н.К.: Угу.

Г.Б.: То, что отправляли в МАГАТЭ, ну это естественно нам нужно было глаза там замазать, сказать, что у нас все хорошо, мы там все там справились, все прочее, это само собой. А, на самом деле, то самое вот сколько прошло времени с начала последней войны и сколько мы сейчас вот скрывается, потихонечку открываются архивы и столько мы узнаем вещей очень даже интересных, которые немножко переворачивают ну наше знание, понимание каких-то событий из того, что мы вот учили, смотрели кино там, или, в общем, по каким-то там воспоминаниям очевидцев, все прочее. И тут появляются нормальные архивные документы, информация, что, которая немножко дает немножко другое понятие. То же самое и здесь. Нужно время, чтобы это все успокоилось, это все ушло, ну, в смысле прошло какое-то время, потом уже будет тогда ясно. А сейчас вот, я не считаю, что… Тем более, ну, моих знаний явно не хватает давать оценку, почему произошла авария. Ну почему произошла авария, вот, в Америке был, химзавод взорвался, почему? Потому что пожарные плохо учили химию, нельзя было тушить водой нитрат аммония: происходит там интересная реакция, при которой, в общем, взрыв происходит. Кто, это самое, кто виноват? Пожарные или те учителя, которые их учили, или вся система образования в Америке? Или тот, старший, кто вот не допустил, хотя бы он, это самое, сказал, что нужно было, нельзя водой поливать это вещество?

Н.К.: Но химзавод это вообще отдельный разговор.

Г.Б.: Ну, понимаете, то же самое… Нет, то же самое и здесь. Вот как можно судить о том, что кто там, что там конкретно виноват, все прочее. Ну, сделали виноватыми группу товарищей, которые отсидели, естественно, уже вышли, многие умерли, потому что там находились и, в общем, свое получили.

Н.К.: А было ли что-то, что после аварии стало для вас, возможно, важным или ценным, что до этого не ценилось или наоборот, стало не важным или какие-то такие волнениях о жизни, произошли изменения после того, как произошло это событие?

Г.Б.: Я затрудняюсь сказать, я, это самое, я бы не придавал такого значения этим событиям, говорю, я же вот так. А важное, все прочее, это уже стало проявляться с возрастом, уже когда прошло там уже лет двадцать, все прочее, потому что уже 2000-й год, уже перешагнули в новое столетие и вот так вот уже подумаешь: какой я уже старый! Вот это…

Н.К.: Стали задумываться о своем возрасте.

Г.Б.: Да, да, да, да, да, да, и все хочется еще, конечно, пожить там, все прочее, там еще там лет пятьдесят там, ну, как минимум. А в то время – абсолютно, как-то…

Н.К.: Угу. То есть, как было, так и осталось, без всяких переворотов в сознании.

Г.Б.: Я ж говорю, ничего же героического. Родина сказала надо, мы ответили есть. Задание выполнили.

Н.К.: Просто некоторые, например, говорят, что до этого совсем, например, не ценил там своего здоровья, потом стал ценить. Например, карьерный рост на работе стал не важен. Ну, то есть я и такое слышала. Разные вещи есть, поэтому я и спросила.

Г.Б.: Нет, ну я не знаю. Карьерный рост, это там, или еще что-то там, ценнее здоровье, все прочее. А о нашем здоровье и до аварии, и после аварии заботилось наше доблестное министерство. Мы каждый год проходили комиссию соответствующую медицинскую на право допуска к нашим работам. О нас заботились, за нами следили, поэтому ну…

Н.К.: Угу, понятно.

Г.Б.: Ну это, и требовали, конечно.

Н.К.: А скажите, а как вы относитесь к путешествиям в Чернобыль сейчас. Вот, например, в интернете есть объявления…

Г.Б.: Да ради Бога.

Н.К.: …туристические поездки, как Вы на это смотрите?

Г.Б.: Очень даже просто. Только лишь единственное, чтобы на этом не делали грязные деньги, это раз. И второе, только опять же ж, нужно соблюдать правила радиационной безопасности. То есть, если в зимнее время надо там одевать там меховые шапочки, женщинам в этих самых, как его, в меха там одевать, шубы, потому что мех впитывает эту гадость. Во-вторых, слушаться безукоризненно сопровождающего дозиметриста. Он обязан, если серьезная подготовка должен сопровождать, что туда ходить, туда не ходить. Одеваться попроще, с чем возможно придется расстаться на, скажем, что это вот загрязнено, нужно его снять и выкинуть.

Н.К.: Угу.

Г.Б.: Чтоб не жалко было это выкинуть, потому что отстирывать, прочее это… Поэтому, а так пожалуйста. Смотреть надо, надо знать места нашего государства, то самое Чернобыль. Потом рассказать своим детям, внукам действительно, потому что одно дело, когда слышишь это со стороны, другое дело, когда воочию увидеть этот город заброшенный, эту махину, это самое, саркофаг, в который вготили порядка на его строительство четырехсот тысяч кубов бетона. Это очень много, это очень, очень много. Это можно было построить, если так посчитать, 400 тысяч кубометров бетона – это сколько можно было построить и дорог, и домов, и всего прочего, десятки, если не сотни.

Н.К.: А вы бы хотели еще раз побывать на том месте, где вы работали?

Г.Б.: Обязательно!

Н.К.: Да?

Г.Б.: Обязательно. Вот чем дальше, чем я старее, тем мне больше хочется поехать на Камчатку, где я родился, вообще, по всем тем местам, где я был, и в том числе славный город Чернобыль, и на станцию. Очень хочется, и я думаю, что я туда съезжу. Вот там узнаю, может там, какие там путешествия, экскурсии, может и запишусь.

Н.К.: А как вы думаете, ликвидированы ли все последствия аварии?

Г.Б.: Нет, конечно, и долго не будут ликвидированы. А период полураспада всех тех, всей той гадости, что излилось, у нас же ж говорят только одно – вот цезий 28 лет там, еще что-то. А кроме цезия там было очень даже и всего прочего много, оно куда делось?

Н.К.: Угу. В растения, наверное, впиталось что-то.

Г.Б.: А если период полураспада там тысяча лет, там миллион лет, ну так куда же оно денется, это раз. Второе, поэтому там еще долго нельзя будет жить. А если можно будет жить, там вот, я вот слышал, мелькает там, жить, ничего там страшного, там все прочее. Но обычно это слышно там, от таких вот людей, высокопоставленных, я бы сказал бы там Верховна Рада, Кабмин, какие-то чиновники, да, пожалуйста – живите. Сдайте, отдайте людям квартиры, в которых вы сейчас живете там в Киеве там, в Конче-Заспе там, в Межгирье, езжайте в зону, в ту зону, в Припять там, в Чернобыль, стройтесь там и живите. Только с чадами и домочадцами, и детишек с Англии, с Франции, с Германии сюда же, из Австрии. И вот всей семье живите там, вопросов нет. А я посмотрю, как вы будете жить там и водичку пить даже, вот ту, что в речке Уж, в речке Припять, рыбку кушать ту, а не привозную там где-то там из Сардинии личным самолетом, пожалуйста.

Н.К.: А каково ваше мнение по поводу мероприятий, посвященных увековечиванию памяти и связанных с этими событиями.

Г.Б.: Мероприятия?

Н.К.: Угу.

Г.Б.: Ну, мне немножко не импонирует слово мероприятия.

Н.К.: Ну можно заменить.

Г.Б.: Как-то оно сухо звучит, сухо, как-то немножко как казенно – мероприятия, птичку поставили, галочку, и всё. Ну, с каждым годом есть, это самое, чем дальше, тем… Нужно проводить, нужно проводить, нужно встречаться, нужно объяснять, нужно говорить, пока мы еще живы. Почему? Потому что, чем больше мы будем говорить, тем меньше будет спекуляций на эту тему, это раз, и во-вторых, это память. Во-первых, люди, было много людей там, порядка, по разным там оценкам, все прочее, ну грубо говоря, 800 тысяч – это непосредственно те, кто в зоне работал, непосредственно в зоне работал. А еще ж были люди, которые были вокруг, которые занимались обеспечением этих, ну работали рядышком, но в зону они не въезжали. Короче, было очень много людей. И нужны обязательно эти казенные мероприятия, очень нужны. Почему? Потому что вот у нас вот в другой раз вот спросишь вот – 23 августа, вот у молодежи, ну, у молодых, это самое, что это за дата в жизни города?

Н.К.: Угу.

Г.Б.: День города, всё.

Н.К.: Угу. А как…

Г.Б.: А день города, день освобождения Харькова и что? Еще же одна дата ж 23-го – окончание одного из самых кровопролитных сражений Второй мировой– Курской битвы, взятием города Харькова закончилась, освобождением города Харькова закончилась официально Курская битва. Люди не знают, живут в Харькове и не знают этого, молодежь, их это не… Кто освобождал, какой. Ну, вот то самое, придет время – нас не будет и тоже будут рассказывать сказки, как Пушкина или братьев Гримм про Чернобыль.

Н.К.: А как бы вы хотели, чтобы проводились какие-то, я не знаю, ну, вам не нравиться слово мероприятия, я не знаю, как называть иначе.

Г.Б.: Заходы.

Н.К.: Заходы, хорошо. Как бы Вам, как Вам кажется, как бы было бы лучше, что нужно было бы делать? Ну, в школах, например, может быть, что-то еще такое вот, чего не делается, но было бы хорошо.

Г.Б.: Может быть, я скажу крамольную вещь, вещь я скажу, может не одну, но все прочее. Ну, во-первых, привлечь школы, все прочее. Ну вот к примеру вот со дня открытия нашей мастерской исторической мы же поменяли уже седьмую экспозицию, если я не ошибаюсь, так. И вот интересно, сколько людей, ну взрослых, чиновников, которые отвечают за вообще даже по другим организациям, те же самые там институтам, ну сейчас же эти все университеты, все же это самое, все равно ж есть должности, которая занимается вот воспитательной работой и все прочее, так? Те же, ну, в общем, люди. Кто из них сюда пришел? Хотя мы все, кажется и у нас хотя, эти выставки всегда стараемся анонсировать, доводить в средства массовой информации, это самое, интернет, объявления там, все прочее. Подаем заявки в эту, ну в смысле информацию, в пресс-службы города, области, кто из них пришел?

Н.К.: То есть вы имеете в виду заинтересованность властей?

Г.Б.: Нет, ну не власти, как они я не имею в виду самого там, первых лиц, там, это самое. Я имею в виду вообще вот, даже вот чиновников, ответственных, допустим, за воспитание подрастающего поколения. Кто из них вот добровольно зашел и хотя бы поинтересовался – вот это нужно. Вот пока им всем в приказном порядке не скажут обеспечить, тогда они что-то там почухаются, может быть. А так же ж… То есть еще люди, ну, довольно таки еще заставшие это время, ну по возрасту, руководящие те чиновники.

Н.К.: Действительно, чего б и нет.

Г.Б.: Да, хотя бы. Ну а потом еще идет удивление, откуда молодежь там пивко пьет вместо занятий, матюкается, стены рисует, все прочее. А кто-то сидит себе, денюжку получает, и в ус не дует, меня же это не касается, и всё.

Н.К.: Хорошо. А скажите, а в таком случае, что бы вы выделили в этих всех событиях, что нужно было оставить потомкам. Вот пройдет там 40 лет, 50, а может быть и меня уже не будет, мои там правнуки, внуки будут жить, и что им нужно было бы прочитать в учебнике? Какой опыт из этого всего нужно было запомнить и передать дальше?

Г.Б.: Учиться, учиться и еще раз учиться. Эта часть фразы товарища Ленина.

Н.К.: Угу.

Г.Б.: Для чего учиться? Для того, чтобы, поскольку мир, ну все становиться более, ну техника уже ж далеко не та, что была даже и в наше время, оно все больше меняется, больше поколение всяких в частности электронной техники, да и такой. Все ж обновляется, все прочее. Чтобы ее грамотно использовать в той же самой химии, это самое, где есть возможность, вероятность какой-либо техногенной аварии с большими, ну, с плохими последствиями, так. Проектировать, допустим, какое-то здание, сооружение, завод, опять же ж – всё ж нужны знания, чтоб не было на этой точке разлома с геопатогенной зоной, так, что-нибудь еще, какие-то факторы, поэтому нужно учиться. Учиться и не просто вот, вот по одному какому-то курсу, а вообще, чтобы люди были более всесторонне образованные. Это единственное. Когда все будут все знать, это, во-первых, они тогда будут, люди будут, молодежь особенно, они будут принимать какое-то решение осознанно.

Н.К.: Угу.

Г.Б.: А не то, что там ему там втюхивают, впаривают средства массовой информации, особенно сейчас вот. Ну, не будем останавливаться, это можно будет бесконечно говорить. Они будут принимать решение уже осознанно и грамотно решения. Вот этого хочется.

Н.К.: Угу.

Г.Б.: Потому что ну что? Я ж говорю, я не знаю как это, я считаю, что я не в праве там судить, давать комментарии, кто там прав, кто виноват в этой аварии, все прочее, потому что я не владею этой всей информацией, достаточной информацией, так. Можно там, говорить там о том, о сем на уровне кухонных разговоров, а так… Ну чтобы не было тех кухонных разговоров и потом не сидели люди и не обсуждали как, где, что, потому что в мире бывает же не только это. У нас вот ядерная авария в Чернобыле большая, Фукусима. Фукусима. Ну, говорят вот умный учится на ошибках других, а дураки – на своих. Вот в данном случае, для меня лично японцы показали себя дураками. Почему? Потому что они не захотели по каким-то причинам использовать опыт, который был приобретен, очень тяжелый опыт в Чернобыле. Хотя тоже там вот говорят, что вот там, то, се там, насколько технологичная страна, все прочее. Ну хотя бы такой пример: вышли из строя дизель генератор аварийный, который давал воду для охлаждения там, ну для высокотехнологического процесса.

Н.К.: Угу.

Г.Б.: А их отправили транспортом автомобильным, зная о том, что дороги разбиты, размыты, там пробки, все прочее. Как можно было послать? Хотя есть и в частях японской – ну, у них не армия, у них части национальной самообороны, у них есть рядышком союзники американцы, все прочее, есть вертолеты, которые с необходимой грузоподъемностью, которые могли бы за пару часов, ну часа 3 максимум, не двое суток, там, между прочем, а часа 3, доставить это оборудование в район Фукусимы. Можно было? Можно было. Но они этого не сделали. Фактор какой? Человеческий.

Н.К.: Угу.

Г.Б.: Просто нужно было принять решение. Никто не захотел, это самое. Дальше: вы знаете прекрасно, что как сейчас поливают весь Советский Союз, руководство, что всё там скрывали, там всю правду о Чернобыле, а теперь, все прочее. Что мы знаем о Фукусиме? Страна очень развитой демократии там, СМИ, все прочее. Где Гринпис, который молчит в тряпочку о том, что сливается вода радиоактивная, зараженная. Это ж течение, там уже находиться берег Калифорнии, ну пусть там они дождутся, что там будет в Майами, я не удивлюсь. Где Гринпис? Молчит в тряпочку. Где общественность мировая? Где эти СМИ, которые там вот поливали советскую прессу, что мы там замалчивали. А где они сейчас? Вот задаться вопросом. Молчок. Где вот тот же самый доклад МАГАТЭ, в МАГАТЭ неопубликованный по Фукусиме? Они отчитались в полной мере, как с нас требовали? Нет. Я, по крайне мере, что-то там не слышал, может я что-то не знаю, так вот.

Н.К.: Ну, понятно.

Г.Б.: Очень бы не хотелось, повторения такого.

Н.К.: Конечно, учиться лучше на чужих ошибках, чем на своих.

Г.Б.: Не, ну конечно, они научили, они взяли опыт, это самое. Взять, допустим, аварии, которые были вот в Америке, в Бельгии не так давно – треснул корпус одного из реакторов. Что мы знаем об этом? Мельком промелькнула какая-то информация по интернету и все. Опять же – где, это самое, этот чертов Гринпис?

Н.К.: Угу.

Г.Б.: Место строительства, я сейчас не помню точно названия там американское, тоже там выбрано интересно так, что если там одна из дамб выше, это самое, ну вдруг воду не пропустит, все прочее, станцию затопит атомную и не с одним, а несколькими энергоблоками. Ну, кто вот? А все шишки только на нас, только на нас. Мы плохо строили там, мы плохие там, и все прочее. Вот так и у нас люди виноваты, а там? Почему вот молчит общественность? Прогрессивная, мировая, сверх, супер-пупер демократическая, пресса там и все прочее?

Н.К.: То есть, сравнивая…

Г.Б.: Журналисты Би-би-си, без границ, там масса этих организаций, все прочее. Ну, все же молчат вот. А проблема то серьезная. Где строят химзаводы? В каких местах вот уникальных с точки зрения природы, все прочее. Джунгли вырубают. И все молчат. Ну, такие можно. А вот если бы у нас что-то случилось – всё, вот так вот тоталитарный режим там, все прочее. Да если бы не Советский Союз, вот всего механизма управления, все прочее, сейчас бы до сих пор бы расхлебывали. Вот прошло 2 года и японцы не знают, что делать с поврежденными реакторами. Вот не знают они. По крайне мере нет нигде информации о том, что там какие-то работы производят, будут там планироваться, какое-то там укрытие или еще что-то. Молчок, вообще. Как будто и не было Фукусимы, всё, вот там тишь да благодать, а океан травят.

Н.К.: Ну да.

Г.Б.: Причем там же не то, что там по ложечке, а каждые сутки там тонны воды зараженной уходит в океан.

Н.К.: Ну хорошо, спасибо. Или вы еще хотите что-то добавить?

Г.Б.: А что добавить? Вы спрашивайте.

Н.К.: Я уже все вопросы задала.

Г.Б.: Так вы готовились?

Н.К.: Ну конечно!

Г.Б.: Тогда надо было мне вопросы дать, тогда я бы был готов.

Н.К.: Нет, ну так неинтересно. Лучше задавать так, вовремя.

Г.Б.: Да, а что-то получилось?

Н.К.: Ну да. Всё? Выключаю?

Г.Б.: Да всё. Выключай.